- О боги, - едва вымолвил он. – А в письме он был так вежлив…

- В самом деле? – осведомился Зальцелла, выныривая откуда-то сзади. – Ну, так прочтите вот это.

- Ты советуешь?

- Послание адресовано вам.

Бадья развернул клочок бумаги.

«Хахахаха! Ахахахаха!

     Ваш

Призрак Оперы.

PS. Ахахахаха!!!!!»

Бадья посмотрел на Зальцеллу мученическим взглядом.

- Кто этот бедняга, там, наверху?

- Господин Хвать, крысолов. На шею ему накинули веревку, к другому концу которой были привязаны мешки с песком. Затем мешки опустились вниз. А он… поднялся наверх.

- Я не понимаю! Этот тип что, сумасшедший?

Зальцелла положил руку ему на плечо и вежливо отвел в сторонку.

- Послушайте, - произнес он как можно более доброжелательно. – Человек, который вечно ходит в смокинге, прячется в тенях и время от времени убивает людей. После этого посылает записочки, в которых записывает свой маниакальный хохот. Восклицательных знаков снова пять, я сосчитал. А теперь спросим себя: это ли образ действий нормального человека?

- Но с какой целью он всё это делает? – простонал Бадья.

- Боюсь, данный вопрос уместен только в том случае, если мы имеем дело с нормальным человеком, - спокойно ответил Зальцелла. – Иначе вполне возможно, он делает всё это потому, что так ему велят мудрые желтые чертики.

Здание Оперы было построено в соответствии со всеми архитектурными законами, обеспечивающими многофункциональность. Оно представляло собой куб. Однако, как верно заметила матушка, несколько позже архитектор внезапно осознал, что без украшений тут все же не обойтись, и уже второпях устроил настоящий разгул бордюров, колонн и всяческих завитушек. Крышу Оперы оккупировали горгульи. Со стороны фасада здание выглядело огромной каменной глыбой, над которой хорошенько поизмывались.

Однако с обратной стороны Опера представляла собой самое обычное, ничем не примечательное нагромождение окон, труб и влажных каменных стен. Одно из непреложных правил общественной архитектуры гласит: главное – чтоб с фасада смотрелось.